Условием стипендии была работа в студенческом городке, и он, ознакомившись со списком вариантов, выбрал занятие в спортивном корпусе, где можно было заодно и тренироваться. В означенное время Уильям появился в прачечной, занимавшей подвальный этаж огромного здания, где его встретила худая женщина в очках и с прической «афро».

— Ты ошибся местом, — покачав головой, сказала она. — Кто тебя сюда направил? Белые не работают в прачечной. Тебе надо в библиотеку или досуговый центр. Туда и ступай.

Уильям оглядел длинное помещение, вдоль одной стены которого выстроились три десятка стиральных машин, а вдоль другой столько же сушилок. Похоже, здесь и впрямь не было белых, кроме него.

— Какая разница? — возразил он. — Я согласен на эту работу. Возьмите меня.

Женщина опять так мотнула головой, что подпрыгнули очки, но сказать ничего не успела, ибо кто-то хлопнул Уильяма по спине, пробасив его имя. Обернувшись, он увидел тяжелого форварда Кента, тоже новичка в команде, только совершенно иных баскетбольных качеств. Атлетического сложения игрок, он исполнял зрелищные броски сверху, ожесточенно сражался за подбор, бешено носился по паркету, однако плохо читал игру, нередко терял мяч и не умел занять верную позицию в защите. Тренер хватался за голову, чумея от несоответствия физической мощи и скоростных данных этого парня с его ошибками на площадке.

— Привет, и ты сюда надумал? Если угодно, мэм, я введу его в курс дела. — Кент одарил суровую даму широкой обаятельной улыбкой, и та смягчилась.

— Ладно, бог с вами. Забирай новенького, а я притворюсь, что его здесь не было.

С тех пор Уильям и Кент так составляли график своих смен, чтобы работать вместе. Они перестирали уйму полотенец и спортивной формы всех видов. Самой трудоемкой была футбольная форма, пропотелая и во въевшихся травяных пятнах, которые требовали специального отбеливателя. Парни разработали алгоритм каждого этапа стирки, сосредоточившись на согласованной продуктивности своих действий, и потому их работа напоминала продолжение баскетбольной тренировки. Время в прачечной они использовали для разбора матчей и поиска путей для улучшения командной игры.

Складывая полотенца в громадную кипу, Уильям говорил:

— Вот смотри, взаимодействие двух игроков: большой ставит заслон и освобождает легкого от опеки защитника. — Он сделал паузу, удостоверяясь, что Кент следит за его мыслью. — Сам большой может провалиться под щит или отвалиться на бросок с дистанции.

— Пик-н-ролл!

— Именно. Если большой отдаст форварду, повторяется гибкий рывок.

— Слишком явно! А тренер велит раз за разом использовать этот прием.

— Потому что от него нет надежной защиты. Если все исполнить правильно, даже не самая сильная команда создаст угрозу…

— Ребя, вы сами-то себя слышите? — вмешался парень у соседней сушилки. — Не, я люблю баскет, но ни хрена не понял, о чем это вы.

Кент и Уильям только ухмыльнулись в ответ. После смены они поднялись в спортзал, где было на двадцать градусов прохладнее, и стали бросать по кольцу.

Родом из Детройта, Кент, имевший устоявшееся мнение обо всех игроках и командах НБА, частенько перемежал свою речь глупыми шутками, что летали по раздевалке, точно бумажные самолетики. На тренировках он то и дело получал от тренера выволочку за выпендреж, извинялся, но, не в силах сдержаться, через минуту уже вновь паясничал. «Освой азы!» — заходился наставник.

Кент уверял в своем родстве с Мэджиком Джонсоном [5] , который в то время был выпускником Мичиганского университета и которому безоговорочно отдавали первый номер в предстоящем драфте НБА. Кент, всеобщий любимчик, легко сходился с людьми, и Уильям гадал, почему этот парень предпочел его общество. Видимо, ему глянулась молчаливость Уильяма, позволявшая верховодить в их дружбе. В основном балаболил Кент, и Уильям не сразу понял, что тот говорит о личном, дабы подвигнуть его на ответную откровенность. Выслушав историю о лейкемии бабушки Кента (болезнь эта ввергла в шок всю семью, верившую заявлениям чрезвычайно властной старухи, что она будет жить вечно), Уильям сказал, что за все это время лишь один раз обменялся письмами с родными и на рождественские каникулы не поедет домой.

Однажды после долгой вечерней тренировки приятели шли через притихший двор, чувствуя, как ноют натруженные мышцы.

— Когда тренер не ценит моей прекрасной игры, орет на меня и держит в запасе, я говорю себе, что все это хрень собачья, — сказал Кент. — Я собираюсь поступать в медицинскую школу. Так что не он определяет мое будущее.

— Ты собираешься стать врачом? — удивился Уильям.

— Стопроцентно. Пока не знаю, во что это обойдется, но еще прикину. А ты чем займешься после колледжа?

У Уильяма мерзли пальцы. Ноябрьский воздух, проникая в легкие, казался ледяным. Уильям сознательно не загадывал свое будущее, не думал о том, что станет делать после колледжа. Он хотел бы сказать «играть в баскетбол», но понимал, что недостаточно хорош для профессионального спорта. И вопрос Кента это подтверждал.

— Не знаю, — промямлил Уильям.

— Ладно, что-нибудь тебе подыщем. Ты способный, а время еще есть.

«Я способный?» — подумал Уильям. Он не знал за собой никаких талантов вне баскетбольной площадки.

В начале декабря, пятничным вечером, на игру пришла Джулия. Когда Уильям увидел ее на трибуне, у него поплыло в глазах и он упустил мяч, которым завладел соперник.

— Эй, что за дела? — рявкнул Кент, промчавшийся мимо.

Однако затем, играя в защите, Уильям сделал два перехвата, после которых счет изменился в пользу «Диких котов», а в атаке отдал пас форварду, открывшемуся в углу площадки. Перед вторым перерывом Кент крикнул:

— Я понял! Здесь твоя девушка! Где она сидит?

После матча, в котором «Коты» победили, Уильям, проведший свою лучшую игру в сезоне, поднялся на трибуну поздороваться с Джулией и лишь тогда увидел, что рядом с ней сидят три похожие на нее девушки с такими же буйными кудрями до плеч.

— Познакомься, это мои сестры, — сказала Джулия. — Привела их оценить твою игру. Они вроде как скауты — так у вас говорят?

Уильям кивнул. Под пристальными взглядами четырех девушек он вдруг устыдился своих коротких спортивных трусов и растянутой майки.

— Нам понравилось, — сказала одна из сестер, с виду младшая. — Но спорт изматывающий. Я в жизни так не потела, как вы на площадке. Меня зовут Цецилия, а это моя сестра-близняшка Эмелин. Нам по четырнадцать.

Девочки одарили Уильяма дружелюбными улыбками, и он улыбнулся в ответ. Джулия и еще одна девушка, сидевшая по другую руку от нее, разглядывали его, точно ювелиры — драгоценный камень. Он бы не удивился, если б кто-нибудь из них достал из сумочки лупу оценщика и приладил ее к глазу.

— В игре ты смотрелся очень… мощно, — сказала Джулия.

Уильям покраснел, у Джулии тоже порозовели щеки. Эту красивую девушку явно влекло к нему, и он не верил своей удаче. Прежде никто никогда его не желал. Вот бы подхватить ее на руки на глазах у сестер и всех зрителей, но подобная смелость была не в его характере. Кроме того, он насквозь мокрый от пота. Джулия вновь заговорила:

— А вот моя сестра Сильвия. Я старше ее, но всего на десять месяцев.

— Приятно познакомиться, — сказала девушка.

Волосы у нее были чуть темнее, она была миниатюрнее и не такая пышная, как сестра. Она все так же пристально разглядывала Уильяма, а Джулия сияла, напоминая павлина, распустившего хвост. На блузке ее, обтягивавшей грудь, расстегнулась одна пуговка, открыв край розового лифчика. Перехватив взгляд Уильяма, Джулия быстро устранила непорядок.

— А сколько у тебя братьев-сестер? — спросила одна из близняшек. Не сказать чтобы девочки были на одно лицо, но Уильям их не отличал из-за одинаково смуглой кожи и темно-русых волос.

— У меня? Никого, — сказал он, хотя, конечно, подумал о фотографии рыженькой малышки в гостиной родительского дома.