Смерть отца нанесла рану Сильвии и подкосила Джулию. Выходит, Чарли был неотъемлемой частью всей семейной конструкции. Уильям тоже по нему скучал. Как-то раз тесть попросил растолковать ему правила баскетбола. На листке бумаги Уильям начертил план площадки, рассказал о позициях игроков. Чарли сосредоточенно слушал и кивал.

— Наверное… тяжело пережить такую потерю, — сказал Уильям.

— Я не ожидала… — начала Сильвия и осеклась, — что буду помнить об этом каждую минуту. Никогда не думала, что одна потеря так опустошает.

Уильям задумался над ее словами.

— Выходит, все связано.

В ответ Сильвия неопределенно хмыкнула.

Уильям откинулся на спинку скамьи. У него возникло странное ощущение, что кровь значительно ускорила бег по сосудам. В конце улицы показался полицейский.

— Ты выглядишь усталым, — сказала Сильвия.

Уильям повернул голову и наткнулся на ее прямой взгляд. Казалось, она смотрит ему в самую душу и видит его истинного. Он и не знал, что такое возможно. Во взгляде Джулии всегда читалось желание рассмотреть в нем мужчину своей мечты, она даже не пыталась увидеть его настоящего.

Уильям опять подумал о Чарли, которому было интересно узнать, каков его зять на самом деле. Затем мелькнула мысль о родителях. Когда-нибудь они смотрели ему в глаза? Не припомнить. Наверное, мать отворачивалась, кормя его грудью. Видимо, потому-то ему и трудно представить себя отцом, что собственные родители всегда избегали его.

Уильям судорожно вздохнул. Что еще за мысли такие? В свете чужого внимания он как будто увидел себя яснее. Да еще эти яркие звезды. Вызывающе яркие.

— Последнее время я сильно устаю, — сказал Уильям, и свой голос показался ему чужим.

— Я тоже.

— Ты же потеряла отца и родной дом. — Прежде Уильям о том не думал, но сейчас верные слова находились сами собой.

— Да. — Голос Сильвии дрогнул.

В груди Уильяма тоже что-то дрогнуло, он испугался, что вот-вот расплачется. Но это было совершенно непозволительно, они и так уже слишком разоткровенничались. Уильям встал и отрывисто бросил:

— Пошли домой.

Через пару дней огорченная Джулия сообщила, что сестра нашла себе жилье и съезжает от них. «В этом есть и моя вина», — подумал Уильям, чувствуя, как закололо в груди. В тот вечер на скамейке что-то произошло, и с тех пор ему стало еще труднее продираться сквозь ежедневную рутину. Он чуть не расплакался перед свояченицей, хотя не позволял себе такого даже в детстве, память сохранила лишь единичные случаи, когда маленький Уильям давал волю слезам. Видимо, он оттолкнул Сильвию своей открытостью. Что и понятно: сочетание его странных примечаний с поведением на скамейке оказалось чересчур (нужное слово не подбиралось), и у девушки лопнуло терпение.

Месяц спустя Роза объявила о своем переезде во Флориду, и на другой вечер сестры Падавано собрались у Джулии. Уильям хотел быть полезным, только не знал чем. Устроившись в кресле, он смотрел на одинаково хмурившихся девушек, которые, не в силах усидеть на месте, расхаживали по гостиной, передавая друг другу брыкавшуюся Иззи.

— Она рвется ползать, — извиняющимся тоном пояснила Цецилия.

— Понятное дело. — Джулия говорила одышливо, большой живот мешал ей вдохнуть полной грудью. — Малышка гениальная.

Никто не улыбнулся, все, согласные с такой характеристикой, восприняли ее всерьез.

— Что мы можем сделать? — сказала Эмелин. — Если мама решила уехать, ее не остановишь.

— Может, ей там не понравится и она вернется, — предположила Сильвия.

Когда она вошла в квартиру, Уильям коротко взглянул на нее и они кивнули друг другу, словно передавая кодовое сообщение: «Мы оба приоткрылись, но с нами все в порядке». После того как Сильвия съехала, Уильям старательно избегал встреч с нею наедине. Он наконец-то обрел некоторое душевное равновесие, позволявшее одолевать день за днем, и не хотел его потерять. Кроме того, в тот вечер чувства Сильвии были так оголены, что он испытал неловкость, словно застал ее раздетой. Уильям не понимал, что между ними произошло, но ощущал некую опасность, этакий сверкающий кинжал, способный рассечь его, как бумажного.

Он разглядывал других участниц собрания. Никто из них не бывал во Флориде и не летал на самолете. А Роза уже купила билет. Утром Уильям заглянул в раздел недвижимости местной газеты и увидел, что дом ее выставлен на продажу по неожиданно высокой цене.

— Невероятно, что она уезжает сейчас, не дождавшись моих родов, — сказала Джулия.

Сильвия передала ей малышку, и она, поцеловав девочку, уткнулась носом в ее шею.

Три сестры удрученно смотрели на своего предводителя, на сей раз не имевшего никакого плана. Уильяма охватила досада — они ждали, что его жена, которая страдала от бессонницы и болей в пояснице, опять все уладит. «У меня такое чувство, будто ребенок меня вытесняет», — за завтраком пожаловалась Джулия. Дискомфорт и отечность стали ее неизменными ежедневными спутниками.

— В зрелом возрасте многие люди, уйдя на покой, перебираются на юг, — сказал Уильям, отметив, что в этой обстановке его низкий мужской голос прозвучал странно. — Ничего необычного. Новость вовсе не плохая, просто для вас неожиданная.

Возникла пауза. Сестры отводили глаза. Уильям подумал, что слова его, видимо, не имеют веса, поскольку его собственное семейное древо засохло безвременно. Либо ему отказано в доверии просто потому, что он, наподобие Чарли, всего лишь мужчина в кресле.

Уильям опустил взгляд на свое увечное колено.

— Вы не голодны? — спросила Джулия. — У нас есть паста, можно приготовить яичницу.

— Год выдался трудным… — Эмелин как будто выступала с речью, еще не вполне подготовленной и освоенной. — Но мы справимся. Будем заботиться друг о друге. В колледже я перейду на вечернее отделение, чтобы работать в детском саду полный день, и мне уже прибавили зарплату. Скоро мы с Цецилией сможем снять себе жилье.

— В этом садике я расписываю стены, — сказала Цецилия. — Если моя работа понравится, получу заказы от других садиков и, возможно, школ.

— У нашей семейной пары все хорошо, — Эмелин кивнула на Джулию с Уильямом, — а Сильвия вот-вот станет лучшим на свете старшим библиотекарем.

— Пока что у нас все идет неплохо, — осторожно сказала Сильвия, словно боясь сглазить перспективы.

— Ничего, прорвемся, — поддержала ее Джулия.

Уильям, растроганный тем, как сестры мгновенно сплотились, пошел на кухню поставить воду для пасты. Стоя перед раковиной, он чувствовал себя одиноким инвалидом с колотящимся сердцем. Уильям сварил пасту, добавил соус «маринара», заранее приготовленный Джулией и хранившийся в холодильнике, и отнес кастрюлю в гостиную. Эмелин вскочила, чтобы расставить тарелки, разложить вилки.

— Спасибо. — Взгляд Джулии светился признательностью.

— Пойду прогуляюсь, — сказал Уильям. — Я ненадолго.

Иззи вдруг издала радостный вопль, и сестры, еще глядевшие вслед зятю, расцвели улыбками, как будто адресованными ему. Уильям вышел из ярко освещенной квартиры и, оказавшись в лиловых сумерках, облегченно прикрыл глаза. Он подумал, не взять ли свою рукопись, но тогда пришлось бы вновь появиться перед сестрами, чего совсем не хотелось.

Уильям посмотрел на часы — сейчас в спортзале товарищеский матч или поздняя тренировка. Широкими шагами он пересек двор, жадно вдыхая вечерний воздух. Со своего обычного места на трибуне он станет наблюдать за пробежками, прыжками и приземлением молодых игроков, высматривая изъяны в физической форме, дабы предотвратить их возможные травмы.

Джулия

Апрель 1983 — июль 1983

По пути в аэропорт О’Хара Роза и Джулия молчали. Уильям не хотел, чтобы его беременная жена сама вела арендованную машину, — большой живот ее упирался в руль, даже если сиденье было сдвинуто назад до предела. Он предложил свои услуги шофера, но Джулия понимала, что они с матерью должны остаться наедине. Если Роза собиралась сообщить нечто, о чем прежде умалчивала — объяснить свой отъезд или покаяться в принятом решении, — то не сделает этого при Уильяме. Однако всю дорогу мать сидела с каменным лицом, а в аэропорту, пройдя регистрацию, сразу направилась к выходу на посадку.