Энн Наполитано

Привет, Красавица

Ann Napolitano

Hello Beautiful

Книга издана при содействии Jenny Meyer Literary Agency

Перевод с английского Александра Севастьянова

Редактор Игорь Алюков

Оформление обложки Елены Сергеевой

Hello Beautiful by Ann Napolitano

Copyright © 2023 by Ann Napolitano

© «Фантом Пресс», перевод, оформление, издание, 2024

Уильям

Февраль 1960 — декабрь 1978

Первые шесть дней жизни Уильям Уотерс был не единственным ребенком в семье. У него имелась трехлетняя сестра, рыжеволосая Каролина. Немые кадры домашней кинохроники запечатлели ее вместе со смеющимся отцом. Таким Уильям его не видел никогда. На пленке отец выглядит счастливым, его рассмешила рыженькая кроха, которая, натянув подол на голову, со смехом носится кругами. Уильям с мамой еще были в роддоме, когда у Каролины взлетела температура и возник кашель. По возвращении мамы с малышом домой девочка вроде бы пошла на поправку, хотя кашель по-прежнему был скверный, но однажды утром родители, зайдя в детскую, нашли ее в кроватке мертвой.

С той поры отец с матерью никогда не говорили о Каролине. В гостиной на журнальном столике стояла ее фотография, которую Уильям иногда разглядывал, удостоверяясь, что у него все-таки была сестра. Семейство переехало в крытый синей черепицей дом на другом конце Ньютона, пригорода Бостона, и в том жилище Уильям был единственным ребенком. Отец, служивший бухгалтером, надолго отбывал в деловую часть города. После смерти дочери лицо его всегда было замкнутым. В гостиной мать дымила сигаретами и пила бурбон, иногда одна, иногда в компании соседки. У нее была коллекция мятых кухонных фартуков, и она переживала из-за всякого пятна, во время готовки посаженного на передник.

— Может, лучше его не надевать? — однажды сказал Уильям, когда мать, вся красная, чуть не плакала, глядя на темную кляксу подливки. — Обвяжись посудным полотенцем, как миссис Корнет.

Мать посмотрела на него так, словно он заговорил по-гречески.

— Миссис Корнет, соседка, — повторил Уильям. — Посудное полотенце.

С пяти лет он почти ежедневно уходил в парк неподалеку, прихватив с собою баскетбольный мяч, поскольку в баскетбол, в отличие от бейсбола и футбола, можно играть одному. В парке была безнадзорная площадка, обычно пустая, и Уильям часами бросал мяч в кольцо, воображая себя игроком «Бостон Селтикс». Кумиром его был Билл Расселл [2] , но для роли центрового требуется партнер, чьи броски можно блокировать, и потому Уильям представлял себя Сэмом Джонсом, лучшим атакующим защитником, стараясь подражать его идеальной игровой манере, а деревья вокруг площадки изображали шумных болельщиков.

Как-то раз, уже лет в десять, он пришел в парк и увидел, что площадка занята. Человек шесть мальчишек, его, наверное, ровесники, гоняли мяч от кольца к кольцу. Уильям хотел уйти, но один паренек окликнул: «Эй, будешь играть?» — и, не дожидаясь ответа, прибавил: «Давай за синих». Чувствуя, как бухает сердце, Уильям мгновенно влился в игру. Он получил мяч и тотчас отдал пас, не отважившись на бросок, ибо промах выставил бы его паршивым баскетболистом. Через несколько минут матч резко закончился, поскольку кому-то было пора домой, игроки разбежались. На пути к дому сердце Уильяма все еще колотилось. С тех пор мальчишки иногда появлялись на площадке. Визиты их были бессистемны, но они всегда принимали Уильяма в игру как своего, что неизменно поражало. Обычно и дети, и взрослые смотрели сквозь него, словно он был невидимкой. Родители вообще глядели мимо. Уильям к тому привык, объясняя это своим скучным, незапоминающимся обликом. Главной особенностью его внешности была блеклость: белесые волосы, светло-голубые глаза, очень бледная кожа, унаследованная от английских и ирландских предков. Уильям сознавал, что внутренний мир его столь же тускл и безынтересен, как и наружность. В школе он ни с кем не общался, с ним никто не играл. Но вот ребята с баскетбольной площадки дали ему шанс заявить о себе без помощи слов.

В пятом классе к нему подошел физрук:

— Я тут увидел, как ты бросаешь по кольцу. Какого роста твой отец?

— Не знаю. — Уильям стушевался. — Нормального.

— Что ж, из тебя, может, выйдет атакующий защитник. Но тебе надо поработать над дриблингом. Знаешь Билла Брэдли? Ну, того детину из «Нью-Йорк Никс»? Вот как он тренировался мальчишкой: наклеит кусочки картона на очки, чтобы не видеть своих ног, и туда-сюда гоняет по улице, ведет мяч. Выглядел он, конечно, чокнутым, но зато приобрел бесподобный дриблинг. У него обалденное чутье на отскок, он вообще не смотрит на мяч.

В тот день Уильям помчался домой, чувствуя зуд во всем теле. Впервые в жизни взрослый его заметил, смотрел ему прямо в глаза, и от такого внимания он едва ли не разболелся. Перемогая приступ чиханья, Уильям отыскал игрушечные очки в ящике своего стола, но дважды наведался в туалет, прежде чем аккуратными картонками заклеил нижнюю часть оправы.

При всяком недомогании он думал, что умирает. Минимум раз в месяц после уроков Уильям забирался в постель, уверенный в том, что неизлечимо болен. Родителям ничего не говорил, ибо в семье запрещалось болеть. Кашель считался наиболее ужасным предательством. Когда случалась простуда, Уильям позволял себе кашлять, лишь укрывшись в гардеробе и зарывшись лицом в школьные рубашки с воротничками на пуговках. Знакомое покалывание в спине и загривке еще ощущалось, когда он, надев очки и схватив мяч, выскочил на улицу. Но сейчас болеть и бояться было некогда. Казалось, будто каждый фрагмент его личности, щелкнув, встал на свое место. Ребята на площадке и физрук его признали. Наверное, Уильям не сознавал, кто он такой, но жизнь ему подсказала: баскетболист.

Физрук дал пару советов по оттачиванию игровых навыков: «Защита — толкай противника плечом и бедром, судьи не сочтут это фолом. Скорость — на резком старте обводи соперника». Вдобавок Уильям работал над пасом, чтобы снабжать центрового ассистом. Он хотел сохранить свое место в парковой команде и понимал, что полезные передачи обеспечат ему репутацию ценного игрока. Он умел поставить заслон, обеспечив шутеру [3] возможность его фирменного броска. После удачного матча партнеры хлопали Уильяма по плечу и предлагали всегда играть за них. Подобное одобрение приглушало его затаенный страх, он знал, что ему делать на баскетбольной площадке.

Старшеклассником Уильям был уже достаточно хорош для школьной команды. Ростом пять футов восемь дюймов, он играл на позиции разыгрывающего. Усердные тренировки в заклеенных очках дали результат: Уильям определенно был лучшим дриблером в команде и неплохо бросал со средней дистанции. Своим ведением мяча он обеспечивал нападающим проход к щиту противника. Пасовал он неизменно точно, и партнеры признавали, что присутствие Уильяма на площадке гарантирует успешную игру. В команде он был единственным девятиклассником, и старшие товарищи никогда не приглашали его попить пивка в доме кого-нибудь из игроков, чьи родители на подобное смотрели сквозь пальцы. Уильям ошеломил своих партнеров и вообще всех, когда после десятого класса за лето вырос на пять дюймов. Казалось, тело его, начав расти, уже не может остановиться, и к окончанию школы он вымахал до шести футов семи дюймов. Организм не поспевал за темпами роста, и потому Уильям был невероятно тощ. Когда по утрам он, пошатываясь, входил в кухню, мать смотрела на него испуганно; она постоянно заставляла его что-нибудь съесть, поскольку отвечала за питание сына и полагала, что его худоба выставляет ее в дурном свете. От случая к случаю родители приходили на баскетбольные матчи и чинно сидели на трибуне, глядя на абсолютно незнакомых игроков.